Максим Андреев,
журналист, кинокритик, писатель


Смотрю шахматы, где в титульном матче Карлсен на тай-брейке громит Каруану, и вспоминаю, как первоклашкой ходил в шахматный кружок Дворца пионеров на Ленинских горах; мимо синей реки, мимо бронзового романтического Мальчиша-Кибальчиша, полного надежд, размахивающего шашкой и трубящего в горн. В кружке, среди сверстников теорию я знал лучше всех (сказывалась огромная домашняя шахматная библиотека), но практиком был поначалу слабеньким — в своем первом турнире набрал 75% и едва дотянул до третьего разряда. Вёл кружок старенький мастер П., слывший великолепным теоретиком, который гениально понимал позицию, но как действующий шахматист ничего особенного не добился, и в свои 70 с лишним лет преподавал шахматы семилетним неумехам.


И вот в этом самом турнире играю я партию с ровесником, тот в дебюте четырёх коней выводит слона на С4, я быстро отвечаю К:Е4, потом D5, получаю отличную позицию с открытыми линиями и двумя слонами, но отвлекаюсь, мечтаю, строю воздушные замки, засматриваюсь на проходящих девочек, делаю пару детских ошибок в миттельшпиле и не спасаю тяжёлый эндшпиль.

Расписываюсь на бланке и приношу его П. Тот смотрит и восклицает:

– То есть как это «чёрные сдались»?! Ты же его в дебюте на конь E4 поймал!

– И что, что поймал, впереди еще целая партия была, — пожимаю плечами я.


П. вдруг смотрит мимо меня, куда-то в сторону синей реки, в сторону размахивающего шашкой и трубящего в горн Мальчиша-Кибальчиша, и тихо, как бы про себя, произносит:

– Это ты прав: была… Эх, отходить бы сейчас лет на шестьдесят назад, да получить открытые линии и двух слонов, уж я бы...

Через год мастер П. умер. Гудят пароходы.